Соль Земли. Там птицы не поют…

Мы с родителями жили в послевоенной Украине во Львове, папа работал в милиции водителем, мама трудилась на бронетанковом заводе секретарем, но после моего рождения стала домохозяйкой. Жили все одинаково, денег, конечно же, не хватало. и вот кто-то из знакомых приехал с Сахалина и рассказал, что там деньги лопатой гребут. Родители, недолго думая, решили ехать на далекий суровый Сахалин, чтобы поправить финансовое положение. Раньше в поездах купе не было, и ехали мы в вагоне-теплушке, который был переделан из бывшего телятника. Погрузили мебель – диван, стол, стулья, набрали  с собой еды, чтобы хватило на всю дорогу, даже бочку капусты с собой взяли. Это был 1955 год, мне было 5 лет. Спали на нарах, внизу была печка-буржуйка, которую родители топили, на улице была зима. Ехали мы очень долго. помню, в дороге у поезда букса загорелась, и мы отстали от своих земляков, нас с западной Украины тогда много семей ехало.

Наконец добрались до Владивостока, и на пароходе «Николай Гоголь» приехали в  Корсаков. Оттуда по распределению попали в Макаровский район. Но сразу уехать в поселок Еловое не получилось – не было дороги, это было начало марта. Недели три мы прожили в с. Поречье на улице Горной возле кладбища. Барак нам достался свежий, недавно отстроенный. когда топили печку с потолка капала смола так, что мои косички прилипли к доскам.

В один из дней папа сказал собираться: мы едем в Еловое, а дороги туда еще не было ни автомобильной, ни пешей. Мы погрузились на трактор в грубо сколоченные из бревен сани, и он нас поволок прямо по речке. Трактор был какой-то необычный, с водяным радиатором, в котором мама во время пути варила нам колбасу.

Первую ночь переночевали в Лесозаводске, это где сейчас дачи на 7-м ручье, тогда там был еще маленький поселочек, буквально на несколько домишек, нас приютила местная жительница – кореяночка тетя Соня.

На следующий день мы приехали в п. Еловое. Поселок выгорел почти весь дотла за год до нашего приезда в 1954 году, и его отстроить, конечно же, не успели. Люди рассказывали, как во время пожара они спасались в речке. Тогда поселки горели часто, а про этот пожар люди говорили, что это диверсия, намеренный поджег, якобы это дело рук японцев. Старые жители, которые пережили тот большой  пожар, прятали свои пожитки в ямах.

Приехали мы в поселок ближе к вечеру. Жить негде, после пожарища были отстроены только две улицы, и нас - несколько семей поселили в конторе. Пространство, которое нам выделили разгородили простынями.

Как нас встретили, хочу рассказать подробнее. К нам сразу пришла семейная пара местных жителей. Пришли не просто так познакомиться, они знали, что семьи приехали с маленькими детьми. Брату было 11 лет, мне 5, а мама была беременна нашей сестренкой.  Пришли к нам наши будущие соседи – Левонковы, переселенцы из Белоруссии. Они принесли огромную миску отварной бульбы и трехлитровую банку молока. Вообще народ раньше был другой, люди были очень добрые.

Несколько недель мы жили в этой конторе и родителям было очень тяжело, особенно маме в ее положении. Мы, ребятишки, всех трудностей не замечали, нам, наоборот, было весело.

Вова – старший брат сразу пошел в школу, которая располагалась в старом японском уцелевшем во время пожара бараке. Он ходил в 5-й класс. Родители просили хоть какое-то жилье, но получить его никак не удавалось, и тогда нам дали брезентовую палатку. Мы растянули эту армейскую палатку недалеко от школы и стали жить в ней, а это был конец марта. В этой палатке мы прожили целый месяц и было очень трудно, начались оттепели и первые дожди, палатка текла и мама ставила посуду, чтобы вода на нас не капала. А потом эта самая соседка, которая нас встретила с бульбой и молоком, пришла и говорит маме, чтобы собиралась, что у них в бараке уезжает соседка и об этом пока никто в поселке не знает. Мы сразу стали переносить туда вещи, заняли эту квартиру, в которой была комната и кухня, для нас это были райские условия.

Папе работать было негде, водители там не требовались. Тогда его устроили почтальоном, и он носил почту пешком из Макарова в Еловое. Носил всю корреспонденцию  в большом мешке за плечами. На пути в непроходимых местах были натянуты веревочные лестницы и подвесные мосты. Позднее папа перевелся на лесозаготовительные работы, устроился сучкорубом. Домой из тайги приходил раз в две недели, а иногда и раз в месяц, руки все в мозолях до крови, мама ему руки лечила. Мы всегда очень скучали по папе и очень ждали его возвращения.

Поначалу в поселке не было электричества. В первый класс я пошла в 1956 году, через год после приезда, и уроки с братом мы делали под керосиновой лампой, которая стояла на кухне на небольшой полочке, и во время занятий мама ставила нам ее на стол. Учились в старой школе, в японском бараке. Там было два класса – в одном учились все старшие дети, в другом - все младшие. учителя вели параллельно уроки с малышами и старшеклассниками. Учителя у нас были изумительные. как сейчас помню свою первую учительницу Марию Ивановну Цокун. помню, какое это было счастье нести ее портфель до учительской.

Мы продолжали обустраиваться. Когда мы приехали, не было никаких свежих  овощей. Были сухой лук, сухая картошка,  сухие морковь, свекла, все это в брикетах, ребятишки очень любили их грызть. По весне посадили огород, но не удачно, возле речки, и в первую же осень его смыло вместе с урожаем. Потом уже у нас были два участка, картошку сажали, было много клубники, черной смородины.

Года через три на нашей улице собралась уезжать семья, и они нам предложили корову, но денег у нас не было, папа работал один, к тому же в декабре 1955 года у нас родилась сестренка. Тогда весь поселок собрал деньги, чтобы мы смогли купить эту корову. И  мы купили свою рыжую Милку за 300 рублей, это были почти две двухмесячных папины зарплаты. Папа был деревенский житель и не мог без хозяйства. С появлением коровы наша жизнь в Еловом стала намного легче. Потом и курочки появились. Вообще Еловое – это совсем не то что Макаров, климат совсем другой, у нас росло практически всё.

В году, наверное, 1958-м поставили столбы и движок, и в поселке появилось  электричество, а вскоре и радио.  Тогда у нас на радиоузле работала семья Литвиненко, а наш сосед работал на станции, заводил движок, который давал свет, и электричество у нас было только до 12 ночи. В исключительных случаях свет включали  до утра, это когда в доме был покойник или проходили выборы. Так и жили из года в год все лучше и лучше.

Как я уже говорила, жили мы в старом бараке, он был построен, как таежные избы – из бревен со мхом вместо утеплителя. На потолке обычные доски. Мама все сама обустраивала, папы дома практически не было. Все потолки мама оклеила газетами, которые мы читали. А когда появилась корова, все щели заделала навозом, и избу побелила.

Позже отстроили в поселке новую амбулаторию  – большую, светлую, там были мужская палата на 3 койки, женская палата на 2 койки и родильная палата. Заведующей ФАПом работала Екатерина Ивановна Соловьева. Она была потрясающим специалистом, могла и раны зашить, и кости грамотно сложить, и диагнозы все ставила правильно, и роды принимала, и пневмонии лечила. все умели наши медики.

Были два магазина – продуктовый и промышленный, отличная столовая, хлебопекарня, баня, все строили по-советски – на совесть. Баня сначала была старая, по-черному, это было настоящее мучение. Как бы ты не старался мыться аккуратно, все равно пачкался сажей. Потом построили новую отличную баню на два отделения, с большой парилкой, даже все приезжие любили в нее ходить.

Клуба в поселке сначала не было. Население приехало, досуга никакого нет, а зрелищ хотелось. Тогда своими силами стали устраивать самодеятельный театр, и пригодились наши венские стулья, которые мы привезли с собой с Украины. Звали в театр маму, у нее был отличный голос – сопрано, но она очень стеснялась, пела только в своей компании, и ее пением все заслушивались. Мама занималась вокалом при театре в Виннице еще до войны, ее бабушка водила на занятия. Но война перечеркнула всё творчество.  А во время войны мама была певицей и в составе своей бригады ездила по фронтам, причем выступали они не в тылу, а на передовой. И с одного фронта на другой перебирались и на лошадях, и пешком.

Где-то через год в Еловое стали привозить кинофильмы. Тогда киноаппараты крутили вручную, и для нас, местных ребятишек, было счастьем, если киномеханик разрешал нам крутить ручку аппарата. Крутили кино на местной пилораме, там была крыша над головой, кто-то сидел прямо на бревнах, кто-то на станине, у кого была возможность, приносили с собой табуретки и стулья. Мы приносили из дома белую простынь, вешали ее, и начиналось долгожданное волшебство. Кино ждали все – и малые дети, и старики со старухами, это был настоящий праздник, событие! Потом построили большой клуб. В нем были уже по два сеанса кинофильмов – детский на 18.00 и взрослый на 20.00. В том новом клубе и мы детьми выступали.

Как-то поехали мы с папой в соседний таежный поселок Запорожье на рыбалку. К нам в Еловое рыба поднималась уже плохая, такая на засолку не годилась. Папа с друзьями ставили на ручье сеть, а я рыбу загоняла. Тогда это не считалось браконьерством, это было необходимо, чтобы люди выживали в суровых условиях тайги. Лишнего мы никогда не брали, рыбу никто не порол и не выбрасывал – вся она шла в дело. Каждая семья заготавливала столько, сколько необходимо, чтобы хватило до весны. Папа был очень удачливый рыбак. У него всегда с собой в кепке была леска и крючки. Пока машина где-то стоит, он прутик вырежет, леску нацепит и быстренько порыбачит. рыбы тогда было очень много в каждой речке, в каждом ручье – каменка, форелька и гольцы попадались. Он мелочевки наловит, вырежет себе кукан из ветки, лопухами обернет и приезжает домой с уловом и с полной кепкой черники или голубики. Мама из ягоды нам вареники делала, а рыбу на жареху или ушицу пускали.

Жили и рыбалкой, и охотой, но вот только дикоросы в то время не собирали, не знали про них. Но местные корейцы знали и собирали.

У нас поселок был дружный, многонациональный, на нашей улице жили башкиры, татары, белорусы, русские, украинцы. Корейцев было мало, они держались обособленно. Помню, возле колодца, где у нас протекала маленькая речка, стоял дом, и там собирались все корейцы, у них было свое братство, диаспора. 

Однажды весной 1975 года к нам в поселок пришел медведь – очень рано проснулся, везде еще снег лежал, а у нас вся сопка была покрыта саранками, у которых вкусные корешки, и медведь туда приходил лакомиться. Вот он наестся, а речка еще до конца не вскрылась, он на пятой точке, как человек съезжает, и воду лакает после саранок. Но люди в поселке говорили, что это был не простой медведь, что якобы его кто-то прикормил, вроде геологи. У нас мальчишки, кто постарше, помню, хлеба набрали в рюкзаки, перешли речку по подвесному мосту и пошли на эту сопку выкладывать ему угощение. Мы, наверное, целую неделю за этим медведем наблюдали, и потом он ушел. Никто в него не стрелял и не прогонял.

Люди были другие - и добрее, и сильнее. Парни на селе были недюжинной силы. У нас по началу техники особой не было, только тракторы, а как связь держать с участками? Была в Еловом своя конюшня, коней держали долго. Конюхом работал отец моей подружки, которая сейчас живет в Невельске. Были на той конюшне и кобылы, и жеребцы, и был один самый крупный жеребец по кличке Буян, и вот  местный бульдозерист Коля Соловьев  на спор поднимал коня – подлезал под него и поднимал.

В 1973 году не стало нашего папы. Отец всегда работал добросовестно, он вообще не пил, а непьющих в первую очередь посылали на работу, как говорится,  «закрывали ими все дыры».  Папа был депутатом райсовета. Но особо времени заниматься депутатской работой у него не было. Мама ему костюм и туфли купила, чтобы он ездил в город на сессии, но папе при жизни так и не удалось его надеть ни разу. Он постоянно был в тайге на работе, в работе и умер.

В тот день он ездил на Сотый участок, обратно возвращался один и забуксовал. Пытался отремонтироваться подручными средствами, но не вышло, а дело близилось к ночи. Домой пришел пешком. У нас всегда на печке стояла выварка с горячей водой, и папа долго отогревался в ванне, он в ту ночь сильно перемерз  и перенервничал. С раннего утра побежал за запчастями, чтобы скорее вернуться к оставленной в тайге машине. И вот как он бежал, торопился, так и упал замертво, случился разрыв сердца.

Закрыли поселок потому, что стало невыгодно брать лес. Запретили сплав, говорили, что нарушаем экологию. Закрылись все близлежащие лесоучастки - и Орлянка, и Сотый, и Новский. Ну и закрыли поселки еще потому, что как только наступала осень, размывало все мосты, и добраться до города становилось невозможно, а необходимость порой была острая. Как забуранит, так дороги нет, даже вертолеты прилетали часто, увозили больных.

Говорить о закрытии поселка начали еще в 1973 году, а закрыли в 1975-м. И все равно люди до конца не верили, но эти печальные слухи как бы подтвердила сама природа. Массово побежали крысы и мыши, а птички, которые вили гнезда под крышами сараев, вдруг побросали свои гнезда, тогда этому все жители очень удивлялись. Бросали свой поселок со слезами. Ведь у всех тогда были уже свежие домики, при каждом доме палисадники с цветами и огородиками, скотину держали. Поселок был к тому времени очень большим, домов 100, если не больше. Всех расселили. кто в Пугачево уехал, многие уехали в с. Молодежное и с. Горки Тымовского района. Сегодня наши еловские живут по всему Сахалину. С  ними мы по сей день отношения поддерживаем, созваниваемся, и кого не спрошу - все скучают по родному поселку и очень горюют. Ведь у нас у всех там похоронены самые близкие и родные люди, и ни у кого из нас нет возможности посетить могилы родных ни в родительский день, ни в дату смерти.

А. Петрова.